Печатается по книге: Цицерон. Речи. В 2-ч тт. Т.1, стр. 322-330. М., "Наука", 1993 г. ЧЕТВЕРТАЯ РЕЧЬ ПРОТИВ ЛУЦИЯ СЕРГИЯ КАТИЛИНЫ [В сенате, в храме Согласия, 5 декабря 63 г.] (I, 1) Я вижу, отцы-сенаторы, что вы все обернулись в мою сторону и устремили на меня свои взоры. Вижу, что не только опасность, угрожающая вам и государству, но - даже если бы удалось ее устранить - также и опасность, которая угрожает мне лично, вас тревожит. Приятно мне среди бедствий и дорого в скорби видеть ваше доброе отношение ко мне. Но - во имя бессмертных богов! - отбросьте его и, забыв о моем благополучии думайте о себе и о своих детях. Если именно мне в течение моего консуль- ства суждено вынести все горькие беды, все страдания и муки, то я перене- су их не только мужественно, но и с радостью, лишь бы труды мои доставили вам и римскому народу славу и благоденствие. (2) Я - тот консул, отцы-сенаторы, для которого и форум, средоточие всего правосудия, и поле, освященное консульскими авспициями, и Курия высший оплот всех народов, и дом, убежище для каждого человека, и ложе, предназначенное для отдохновения, и, наконец, это вот почетное место всегда таили в себе смертельную опасность и козни. Обо многом я молчал, многое претерпел, во многом уступил и ценой своих тревог избавил вас от многого, внушавшего вам страх. Но теперь, коль скоро бессмертным богам угодно, чтобы я завершил свое консульство спасением вашим и римского народа от ужасов резни; ваших жен и детей, а также и дев-весталок - от жесточайших мучений; храмов и святилищ и этой прекрасной нашей общей отчизны - от губительного пламени; всей Италии - от опустошительной войны, то, какая бы участь меня ни ожидала, я готов один принять ее. И в самом деле, если Публий Лентул, основываясь на предсказаниях, решил. что его имя, по велению судьбы, станет роковым для государства, то поче- му бы мне не радоваться тому, что мое консульство, можно сказать, по ве- лению рока, оказалось спасительным для народа? (II, 3) Поэтому заботь- тесь о себе, отцы-сенаторы; думайте о будущем нашей отчизны; берегите себя, своих жен, детей и достояние; имя и благополучие римского народа защищайте, но меня щадить и обо мне думать перестаньте. Ибо я прежде всего должен надеяться на то, что все боги, покровители этого города, воз- наградят меня в меру моих заслуг; затем, если что-нибудь случится, я го- 323 тов умереть спокойно; ведь смерть не может быть ни позорной для храброго мужа, ни преждевременной для консуляра, ни жалкой для мудрого человека. Но я не такой уж черствый человек, чтобы меня не трогало горе присут- ствующего здесь моего дорогого и горячо любящего брата и слезы всех этих вот людей, которые, как видите, меня окружают. Мысленно я все время переношусь в свой дом к убитой горем жене, к измученной страхом дочери и малютке-сыну, которого - я сказал бы - государство держит в своих объятиях как залог моей верности обязанностям консула. Переношусь мысленно также и к тому человеку, который, как я вижу, стоя вон там, ждет окончания нынешнего дня, к своему зятю. Все это волнует меня, но пусть мои родные останутся невредимы вместе с вами, а не погибнут вместе с нами всеми от одной и той же моровой язвы, грозящей государству уничто- жением. (4) Поэтому, отцы-сенаторы, напрягите все свои силы ради спасения го- сударства; подумайте обо всех бурях, с которыми 'мы столкнемся, если вы не примете мер предосторожности. Не Тиберий Гракх за свое желание быть избранным в народные трибуны во второй раз, не Гай Гракх за свою по- пытку призвать сторонников земельных законов к восстанию, не Луций Сатурнин за убийство Гая Меммия привлечены к ответственности и отда- ны на ваш строгий суд. Схвачены те, кто остался в Риме, чтобы поджечь го- род, истребить всех вас, принять Катилину; у нас в руках их письма с печа- тями и собственноручными подписями; наконец, все они сознались; они подстрекали аллоброгов, рабов призывали к мятежу, Катилину призывали в Рим; коротко говоря, вот что они задумали; истребив всех, не оставить никого, кто бы мог хотя бы оплакивать римский народ и сокрушаться о гибели такой великой державы. (III, 5) Все это сообщили доносчики, в этом сознались виновные, вы сами уже признали это многими своими решениями; прежде всего - тем, что в самых лестных выражениях высказали мне бла- годарность и установили, что я своим мужеством и бдительностью раскрыл заговор преступников; далее тем, что вы заставили Публия Лентула отка- заться от претуры; тем, что вы сочли нужным его и других, о которых вы вынесли решения, взять под стражу; но особенно тем, что вы назначили от моего имени молебствие, а этот почет ни одному должностному лицу, нося- щему тогу, до меня оказан не был; наконец, вы вчера щедро наградили послов аллоброгов и Тита Вольтурция. Все эти решения свидетельствуют о том, что люди, поименно взятые под стражу, без всякого сомнения, вами осуждены. (6) Но я решил доложить вам, отцы-сенаторы, обо всем деле так, словно оно еще не начато, и просить вас вынести решение о происшедшем и назна- чить кару. Начну с того, что подобает сказать консулу. Да, я уже давно увидел, что в государстве нарастает какое-то страшное безумие, и понял, что затевается и назревает какое-то зло, неведомое доселе, но я никогда не 324 думал, что этот столь значительный, столь губительный заговор устроили граждане. Теперь во что бы то ни стало, к чему бы вы ни склонялись в своих мнениях и предложениях, вы должны вынести постановление еще до наступления ночи. Сколь тяжко деяние, переданное на ваше рассмот- рение, вы видите. Если вы полагаете, что в нем замешаны лишь немногие люди, то вы глубоко заблуждаетесь. Много шире, чем думают, распростра- нилось это зло; оно охватило не только Италию, оно перешло через Альпы и, расползаясь в потемках, уже поразило многие провинции. Уничтожить его отсрочками и оттяжками совершенно невозможно. Какой бы способ наказания вы ни избрали, вы должны быстро покарать преступников. (IV, 7) Я вижу, что до сего времени внесено два предложения: одно- Децимом Силаном, который полагает, что людей, пытавшихся уничтожить наше государство, следует покарать смертью; другое - Гаем Цезарем, ко- торый отвергает смертную казнь, но предлагает любое из других тягчай- ших наказаний. И тот и другой в соответствии со своим достоинством и с важностью дела проявляют величайшую суровость. Первый считает, что люди, сделавшие попытку всех нас лишить жизни, разрушить нашу держа- ву, уничтожить имя римского народа, не должны больше ни мгновения на- слаждаться жизнью и дышать этим воздухом, нашим общим достоянием; он напоминает нам, что бесчестных граждан в нашем государстве не раз подвергали каре этого рода. Второй полагает, что бессмертные боги опре- делили, чтобы смерть была не казнью, а либо законом природы, либо от- дохновением от трудов и несчастий. Поэтому мудрые люди всегда встре- чали ее спокойно, а храбрые часто даже с радостью. Но тюремное заклю- чение и притом на вечные времена, несомненно, придумано как высшая кара за нечестивое преступление. Цезарь предлагает распределить преступ- ников по муниципиям, но предложение это несправедливо, если муниципиям прикажут, и трудно выполнимо, если к ним обратятся с просьбой. Впро- чем, если угодно, пусть будет принято такое решение. (8) Я поищу и, на- деюсь, найду людей, которые сочтут несовместимым со своим достоинством отказаться от того, что вы постановите ради всеобщего благополучия. Далее Цезарь предлагает дополнительно назначить тяжкое наказание жите- лям муниципиев, если кто-нибудь из них окажет содействие побегу преступ- ников. Он предусматривает строжайшее заключение, достойную кару за преступление, совершенное пропащими людьми; он устанавливает, что никто-ни по постановлению сената, ни по решению народа-не вправе облегчить кару, назначенную тем, кого он предлагает осудить, он даже от- нимает у них надежду, которая только одна и утешает человека в его не- счастьях. Кроме того, он предлагает продать их имущество в пользу казны; одну только жизнь сохраняет он нечестивцам; если бы он отнял у них так- же и ее, он сразу избавил бы их от многих страданий души и тела и от .всех наказаний за злодейства. Поэтому люди древности, желая, чтобы бесчест- 325 ные люди хотя бы чего-нибудь боялись при жизни, утверждали, что нече- стивцам назначены в подземном царстве какие-то ужасные мучения, так как они, по-видимому, понимали, что без угрозы в виде таких наказаний смерть сама по себе не страшна. (V, 9) Я теперь хорошо понимаю, отцы-сенаторы, какое из решений вы- годно мне. Если вы последуете предложению Гая Цезаря, избравшего в сво- ей государственной деятельности путь, считающийся защитой интересов на- рода, то мне, пожалуй,- при том, что это предложение вносит и защищает именно он,- в меньшей степени придется страшиться нападок сторонников народа. Если же вы последуете другому предложению, то у меня могут .воз- чикнуть значительно большие затруднения. Но все же пусть благо государ- ства будет выше соображений о моей личной безопасности. Ведь Цезарь, как этого требовали его личное достоинство и слава его предков, внес предло- жение, являющееся как бы залогом его неизменной преданности государст- ву. Стало понятным все различие между ничтожностью крикунов на народ- ных сходках и подлинной преданностью народу и заботой о его благе. (10) Я вижу, что кое-кто из тех, которые хотят считаться сторонниками народа, не явился сюда, видимо, чтобы не выносить смертного приговора римским гражданам, а между тем те же лица отдали третьего дня римских граждан под стражу и голосовали за молебствие от моего имени, а вчера щедро на- градили доносчиков; но ведь если человек голосовал за содержание заго- ворщиков под стражей, за вынесение благодарности должностному лицу, производившему следствие, за награждение доносчиков, то уже едва ли можно сомневаться насчет его приговора по поводу всех событий разбирае- мого дела. Гай Цезарь, скажут мне, хорошо понимает, что Семпрониев за- кон касается римских граждан, но тот, кто является врагом государства, быть гражданином никак не может; наконец, сам автор Семпрониева закона понес - без повеления народа - кару за свое преступление против госу- дарства. Далее Цезарь полагает, что Лентул, несмотря на всю щедрость и расточительность, не может уже быть назван сторонником народа, коль скоро он с такой жестокостью, с такой беспощадностью задумал истребить римский народ и уничтожить этот город. Поэтому Цезарь, при всем своем мягкосердечии и благожелательности, без всяких колебаний обрекает Пуб- лия Лентула на пожизненное заключение в мрачной тюрьме и закрепля- ет эту кару также и на будущее время с тем, чтобы никто не мог впредь хвалиться, что облегчил это мучительное .наказание, и римскому народу на погибель впоследствии выставлять себя сторонником народа. Кроме то- го, Цезарь предлагает продать имущество заговорщиков в пользу казны. дабы все мучения их души и тела сопровождались также бедностью и ни- щетой. (VI, 11) Итак, если вы примете предложение Цезаря, то вы дадите мне для выступления на народной сходке спутника, любимого народом и угод- 326 ного ему. Если же вы предпочтете последовать предложению Силана, то римский народ едва ли станет упрекать меня и вас в жестокости, а я докажу, что сама эта жестокость была проявлением мягкосердечия. Впрочем, можно ли говорить о жестокости, отцы-сенаторы, когда речь идет о наказании за такое страшное преступление? Я лично сужу на основании того, что чувст- вую сам. Да будет мне дозволено вместе с вами наслаждаться благоденстви- ем нашего государства в такой же мере, в какой я проявляю непримиримость в этом деле, руководствуясь отнюдь не чувством жестокости (право, кто бо- лее мягкий человек, чем я?), но, напротив, исключительной, так сказать, добротой и состраданием. Мне кажется, я вижу, как Ниш город, светоч всего мира и оплот всех народов, внезапно уничтожается огромным пожаром; я воображаю себе лежащие в погребенной отчизне груды жалких тел непогре- бенных граждан; перед моими глазами встает исступленное лицо Цетега, ликующего при виде того, как вас убивают. (12) А когда я представляю себе, что Лентул царствует, на что он, по его собственному признанию, надеялся, ссылаясь на волю судьбы, что Габиний в пурпурном одеянии на- ходится при нем, что Катилина привел сюда свое войско, то я содрогаюсь при мысли о стенаниях матерей, о бегстве девушек и детей, о надругатель- стве над девами-весталками. И так как все эти несчастья потрясают меня и внушают мне чувство сострадания, то к людям, добивавшимся этого, я буду суров и непреклонен. И в самом деле, скажите мне: если отец, глава семьи, найдя своих детей убитыми рабом, жену зарезанной, а дом сожженным, не подвергнет своих рабов жесточайшей казни, то кем сочтем мы его - Мило- сердным ли и сострадательным или же бесчувственным и жестоким? Мне лично кажется отвратительным и бессердечным тот, кто не облегчит своих страданий и мук, покарав преступника. Таково и наше положение по отно- шению к этим людям, которые хотели убить нас, наших жен и детей, пы- тались разрушить наши дома и это государство, наше общее обиталище, ста- рались поселить на развалинах нашего города и на пепелище сожженной ими державы племя аллоброгов: если мы будем беспощадны к ним, то нас сочтут людьми сострадательными; если же мы захотим оказать им снисхож- дение, то молва осудит нас за величайшую жестокость к нашей отчизне и согражданам, которым грозила гибель. (13) Или, быть может, Луций Це- зарь, храбрейший и глубоко преданный государству муж, третьего дня по- казался кому-либо чересчур жестоким, когда признал, что муж его сестры, достойнейшей женщины, должен быть казнен, и заявил это в его присутст- вии, и также, когда он назвал законным совершенное по приказанию консу- ла убийство своего деда и смерть его юного сына, присланного отцом для переговоров и казненного в тюрьме? А между тем разве их поступки мож- но сравнить с виной этих людей? Разве у них было намерение уничтожить государство? Тогда в стране было стремление произвести раздачу земли и гроисходила, так сказать, борьба сторон. Но в то же время дед нашего Лен- 327 тула, прославленный муж, с оружием в руках преследовал Гракха. Он тог- да даже был тяжело ранен, защищая государственный строй. А ВОТ внук его, желая разрушить устои государства, призывает галлов, подстрекает ра- бов, зовет Катилину, Цетегу поручает истребить нас, Габинию - перерезать других граждан, Кассию - сжечь город, Катилине - опустошить и разгра- бить всю Италию. Да, уж действительно вам следует опасаться, что ваше по- становление о таком ужасном и нечестивом преступлении может кому-то по- казаться чересчур суровым! Нет, гораздо больше нам следует опасаться, как бы нам, если мы смягчим наказание, не оказаться жестокими по от- ношению к отечеству, а вовсе не того, что мы, проявив суровость при вы- боре нами кары для них, окажемся слишком беспощадны к своим заклятым врагам. (VII, 14) Но я не могу скрыть, отцы-сенаторы, того, что мне приходится слышать. До моего слуха доносятся голоса тех, кто, видимо, сомневается, достаточно ли у меня военной силы, чтобы привести в исполнение те реше- ния, которые вам сегодня предстоит принять. Все предусмотрено, подготов- лено и устроено, отцы-сенаторы, благодаря моей величайшей заботливости и бдительности и особенно благодаря твердой решительности римского на- рода, желающего сохранить в своих руках высший империй и спасти достоя- ние всех граждан. Все они находятся здесь: это люди из всех сословий, всех слоев населения, наконец, люди любого возраста; ими полон форум, полны все храмы вокруг форума, полны все пути, ведущие к этому храму и к этому месту. Со времени основания Рима это - единственное дело, в котором все вполне единодушны, за исключением тех людей, которые, видя, что они об- речены на гибель, предпочли погибать вместе со всеми гражданами, а не в одиночестве. (15) Их я охотно исключаю и отделяю от всех прочих людей и думаю, что их следует относить даже не к числу бесчестных граждан, а к числу заклятых врагов. Но другие! Бессмертные боги! -как много их, с ка- кой преданностью, с каким мужеством единодушно выступают они в защиту всеобщего благополучия и достоинства! Упоминать ли мне здесь о римских всадниках? Ведь они, если и уступают вам в сословных правах, соперничают с вами в преданности государству. После их многолетних раздоров с сена- торским сословием, нынешний день и это дело возвратили их к союзу и co- гласию с вами; если это единение, закрепленное во время моего консуль- ства, мы сохраним в государстве навсегда, то впредь - заверяю вас - ни- какие внутренние гражданские распри ничем не будут угрожать государству. С таким же ревностным стремлением защищать государство, вижу я, со- шлись сюда эрарные трибуны, храбрейшие мужи; также и все писцы, именно сегодня собравшиеся по особому случаю около эрария, вижу я, не стали дожидаться исхода жеребьевки и бросились на защиту всеобщего бла- гополучия. (16) Здесь присутствуют все многочисленные свободнорожден- ные люди, даже беднейшие. В самом деле, найдется ли человек, которому 328 бы эти вот храмы, вид Рима, права свободы, наконец, сам солнечный свет и почва нашего общего отечества не были дороги, более того - не каза- лись сладостными и восхитительными? (VIII) Стоит обратить внимание, отцы-сенаторы, и на рвение, проявленное вольноотпущенниками, которые, благодаря своим заслугам приобщившись к судьбе нашего государства, счи- тают его своей подлинной отчизной, между тем как некоторые люди, рож- денные здесь и притом происходящие из знатнейших родов, сочли его не своей отчизной, а вражеским городом. Но зачем я говорю об этих сословиях и об этих людях, которых к защите отечестве побудили забота об их личном благополучии, польза государства и, наконец, свобода, самое ценное наше достояние? Раба не найдется, который-если только его положение как раба терпимо - не испытывал бы чувства ужаса перед преступностью граж- дан, не желал бы сохранения нынешнего положения и, насколько смеет и на- сколько может, не способствовал бы успеху дела всеобщего спасения. (17) Поэтому, если кого-нибудь из вас сильно беспокоят слухи о том, что какой- то сводник, сторонник Лентула бродит вокруг торговых рядов в надежде, что ему удастся путем подкупа вызвать волнения среди неимущих и неиску- шенных людей, то нужно сказать, что такая попытка действительно была сделана, но не нашлось ни одного бедняка, ни одного пропащего человека, который бы не желал сохранить в целости место, где он трудится, сидя на своей скамье, и изо дня в день зарабатывает себе на хлеб, сохранить свое жилище и свою постель, словом, свою спокойную жизнь. И действительно, огромное большинство тех, кто владеет лавками, вернее, .все они (ибо это более правильно) горячо стоят за спокойствие. Ведь всякий источник суще- ствования, всякий труд и заработок поддерживаются спросом и процветают в условиях мира. Если доходы этих людей уменьшаются, когда их лавки на запоре, то что, скажите мне, будет, если эти лавки сожгут? (18) При этих обстоятельствах, отцы-сенаторы, римский народ вас без поддержки не оставляет; но вам следует принять меры, дабы римский народ не остался без вашей поддержки. (IX) У вас есть консул, уцелевший среди многочисленных опасностей и козней, грозивших ему, вернее, спасшийся от угрожавшей ему смерти не для того, чтобы самому остаться в живых, а что- бы спасти вас. Для спасения государства объединились все сословия своими помыслами, волей, высказываниями. Наша общая отчизна, которой угро- жают факелы и оружие нечестивого заговора, с мольбой простирает к вам свои руки; вам препоручает она себя, вам-жизнь всех граждан, вам - кре- пость и Капитолий, вам - алтари Пенатов, вам - вон тот неугасимый огонь Весты, вам - храмы и святилища всех богов, вам - городские стены и дома. Наконец, вам сегодня предстоит вынести приговор, от которого бу- дет зависеть ваша жизнь, существование ваших жен и детей, достояние всех граждан, целость ваших жилищ и домашних очагов. (19) У вас есть руко- водитель, помнящий о вас и забывающий о себе,-случай, который не всегда 929 бывает. Перед вами все сословия, все люди, весь римский 'народ и все они вполне единодушны, что в пору гражданской смуты сегодня произошло впервые. Подумайте, какими трудами была основана наша держава, какой доблестью была укреплена свобода, сколь велика милость богов, благодаря которой были созданы и накоплены эти богатства,- и всего этого едва не уничтожила одна ночь. Чтобы граждане впредь не могли, не говорю уже -• совершить подобную попытку, но даже помыслить о ней, вот о чем должны вы позаботиться .сегодня. И я это сказал не с целью возбудить ваше рве" ние,- вы, пожалуй, в этом отношении даже превосходите меня - но для то- го, чтобы мой голос, который должен звучать как первый в государстве, со- ответствовал моему званию консула. (X, 20) Теперь, прежде чем переходить к голосованию, скажу несколько слов о себе самом. Я вижу, что численность недругов, которых я приобрел, равна численности шайки заговорщиков, а она, как видите, очень велика; но недругов своих я считаю людьми презренными, слабыми и отвержен- ными. Но даже если эта шайка при подстрекательстве со стороны какого- нибудь бешеного и преступного человека когда-либо окажется сильнее ваше- го авторитета и достоинства государства, то все же я, отцы-сенаторы, ни- когда не стану раскаиваться в своих решениях. И в самом деле, смерть, ко- торой они, быть может, мне угрожают, ожидает нас всех, между тем таких высоких похвал, каких вы своими постановлениями удостоили меня при жизни, не достигал никто; ведь другим вы своим постановлением воздавали благодарность за подвиги, совершенные во славу государства, и только мне-за его спасение. (21) Да будет славен Сципион, благодаря мудрому руководству и доблести которого Ганнибал был вынужден покинуть Италию и возвратиться в Африку; пусть воздают высокую хвалу второму Афри- канскому, разрушившему два города, которые были злейшими врагами нашей державы,-Карфаген и Нуманцию; пусть превозносят Павла, за чьей колесницей шел один из некогда самых могущественных и самых знамени- тых царей - Персей; вечная слава Марию, дважды избавившему Италию от врагов и от угрозы порабощения; выше всех пусть возносят Помпея, чьи подвиги и чья доблесть охватывают все страны и все пределы, какие посещает солнце. Среди похвал, воздаваемых этим людям, конечно, най- дется место и для моей славы, если только завоевывать для нас провинции, где мы можем расселяться, большая заслуга, чем позаботиться о ТОМ, чтобы у отсутствующих было куда возвратиться после побед. (22) Впрочем, в этом отношении победа над внешним врагом выгоднее победы над внутренним: чужеземные враги в случае своего поражения либо становятся рабами, либо, встретив милостивое отношение к себе, чувствуют себя обязанными нам; что же касается граждан, которые в своем безрассудстве однажды окааа- лись врагами отчизны, то их - если им не дали погубить государство - не- возможно ни принудить силой, ни смягчить милосердием. По"тому я, как 330 вижу, вступил с дурными гражданами в вечную войну. Но помощь ваша и всех честных людей и воспоминание об огромных опасностях, которое всег- да будет храниться в преданиях и в памяти не только нашего народа, спа- сенного мной, но и всех племен, могут - я в этом уверен - с легкостью от- разить угрозу этой войны от меня и от моих родных. И, конечно, не найдет- ся столь великой силы, которая могла бы разорвать и поколебать ваше еди- нение с римскими всадниками и тесный союз между всеми честными людьми. (XI, 23) Коль скоро это так, взамен империя, взамен войска, взамен провинции, от которой я отказался, взамен триумфа и других знаков славы, отвергнутых мной из желания быть на страже благополучия Рима и вашего, взамен отношении клиентелы и уз гостеприимства, которые я мог бы завязать в провинциях и которые я все же средствами, находящимися в мо- ем распоряжении в Риме, оберегаю с таким же старанием, с каким их со- здаю, словом, взамен всего этого, в воздаяние за мое исключительное рвение, за мою всем вам ведомую бдительность, направленную на спасение государ- ства, я ничего от вас не требую, кроме того, чтобы вы помнили об этом дне и обо всем моем консульстве; пока вы будете твердо хранить в своих сердцах память об этом, я буду считать себя за крепчайшей стеной; но если надеж- да меня обманет, а сила бесчестных людей восторжествует, то поручаю пям своего малолетнего сына; поистине, если вы будете помнить, что он - сын того, кто спас наше государство, подвергая опасности одного себя, то это не только охранит его от гибели, но и откроет ему путь к почестям. (24) Итак, обдуманно и смело, как вы вели себя с самого начала, выносите постановле- ние о самом существовании своем и римского народа, о своих женах и де- тях, об алтарях и домашних очагах, о святилищах и храмах, о домах и зда- ниях всего Рима, о нашей державе и свободе, о благополучии Италии, о госу- дарстве в целом. У вас есть консул, который без колебаний подчинится вашим постановлениям и, пока будет жив, сможет их защитить и сам за них постоять.