Печатается по книге: Овидий. Метаморфозы. - М.: Художественная литература, 1977, с. 31-51, 389-391.

ПУБЛИЙ ОВИДИЙ НАЗОН.
МЕТАМОРФОЗЫ.


КНИГА ПЕРВАЯ.

   Ныне хочу рассказать про тела, превращенные в формы
Новые. Боги,— ведь вы превращения эти вершили,—
Дайте ж замыслу ход и мою от начала вселенной
До наступивших времен непрерывную песнь доведите.

[5] Не было моря, земли и над всем распростертого неба,—
Лик был природы един на всей широте мирозданья,—
Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой,
Бременем косным он был,— и только,— где собраны были
Связанных слабо вещей семена раэносущные вкупе.
[10] Миру Титан никакой тогда не давал еще света,
И не наращивала рогов новоявленных Феба,
И не висела земля, обтекаема током воздушным,
Собственный вес потеряв, и по длинным земным окоемам
Рук в то время своих не простерла еще Амфитрита.
[15] Там, где суша была, пребывали и море и воздух.
И ни на суше стоять, ни по водам нельзя было плавать.

31

Воздух был света лишен, и форм ничто не хранило.
Все еще было в борьбе, затем что в массе единой
Холод сражался с теплом, сражалась с влажностью сухость,
[20] Битву с весомым вело невесомое, твердое с мягким.
Бог и природы почин раздору конец положили.
Он небеса от земли отрешил и воду от суши.
Воздух густой отделил от ясность обретшего неба.
После же, их разобрав, из груды слепой их извлекши,
[25] Разные дав им места,— связал согласием мирным.
Сила огня вознеслась, невесомая, к сводам небесным,
Место себе обретя на самом верху мирозданья.
Воздух — ближайший к огню по легкости и расстоянью.
Оных плотнее, земля свои притянула частицы.
[30] Сжатая грузом своим, осела. Ее обтекая,
Глуби вода заняла и устойчивый мир окружила.
Расположенную так, бог некий — какой, неизвестно —
Массу потом разделил; разделив, по частям разграничил
Землю прежде всего, чтобы все ее стороны гладко
[35] Выровнять, вместе собрал в подобье огромного круга.
После разлил он моря, приказал им вздыматься от ветров
Буйных, велел им обнять окруженной земли побережья.
После добавил ключи, болота без края, озера;
Брегом извилистым он обвел быстроводные реки,
[40] Разные в разных местах,— иные земля поглощает,
К морю другие текут и, дойдя, поглощаются гладью
Вольно разлившихся вод, и скалы им берегом служат.
Он повелел разостлаться полям, и долинам — вдавиться,
В зелень одеться лесам, и горам вознестись каменистым.
[45] Справа пояса два и слева столько же неба
Свод обвели, и меж них, всех прочих пламенней, пятый.
Сводом объятую твердь означил умысел бога
Точно таким же числом: земля — с пятью полосами.
На серединной из них от жары обитать невозможно.
[50] Две под снегом лежат глубоким, а двум между ними
Бог умеренность дал, смешав там стужу и пламень.
Воздух вплотную навис над ними; насколько по весу
Легче вода, чем земля, настолько огня он тяжеле.
В воздухе тучам стоять приказал он и плавать туманам,
[55] И разражаться громам, смущающим души людские,
Молниям он повелел и ветрам приносить охлажденье.

32

Но не повсюду владеть позволил им мира строитель
Воздухом. Даже теперь нелегко воспрепятствовать ветрам,
Хоть и по разным путям направляется их дуновенье,
[60] Весь наш мир сокрушить. Таково несогласие братьев!
Эвр к Авроре тогда отступил, в Набатейское царство,
В Персию, к горным хребтам, озаряемым утренним светом.
Запад и те берега, что солнцем согреты закатным,
Ближе к Зефиру, меж тем как в Скифию и в Семизвеэдье
[65] Вторгся ужасный Борей; ему супротивные земли
Влажны всегда от туманов сырых и дождливого Австра.
Сверху же, выше их всех, поместил он веса лишенный
Ясный эфир, никакою земной не запятнанный грязью.
Только лишь расположил он всё по точным границам,—
[70] В оной громаде — слепой — зажатые прежде созвездья
Стали одно за одним по веем небесам загораться;
Чтобы предел ни один не лишен был живого созданья,
Звезды и формы богов небесную заняли почву.
Для обитанья вода сверкающим рыбам досталась,
[75] Суша земная зверям, а птицам — воздух подвижный.
Только одно существо, что священнее их и способней
К мысли высокой,— чтоб стать господином других,—
					     не являлось.
И родился человек. Из сути божественной создан
Был он вселенной творцом, зачинателем лучшего мира,
[80] Иль молодая земля, разделенная с горним эфиром
Только что, семя еще сохранила родимого неба?
Отпрыск Япета, ее замешав речною водою,
Сделал подобье богов, которые всем управляют.
И между тем как, склонясь, остальные животные в землю
[85] Смотрят, высокое дал он лицо человеку и прямо
В небо глядеть повелел, подымая к созвездиям очи.
Так земля, что была недавно безликой и грубой,
Преобразясь, приняла людей небылые обличья.

   Первым век золотой народился, не знавший возмездий,
[90] Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду и верность.
Не было страха тогда, ни кар, и словес не читали
Грозных на бронзе; толпа не дрожала тогда, ожидая
В страхе решенья судьи,— в безопасности жили без судей.
И, под секирой упав, для странствий в чужие пределы

33

[95] С гор не спускалась своих сосна на текущие волны.
Смертные, кроме родных, никаких побережий не знали.
Не окружали еще отвесные рвы укреплений;
Труб не бывало прямых, ни медных рогов искривленных,
Не было шлемов, мечей; упражнений военных не зная,
[100] Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди.
Также, от дани вольна, не тронута острой мотыгой,
Плугом не ранена, все земля им сама приносила.
Пищей довольны вполне, получаемой без принужденья,
Рвали с деревьев плоды, земляничник нагорный сбирали,
[105] Терн, и на крепких ветвях висящие ягоды тута,
Иль урожай желудей, что с деревьев Юпитера пали.
Вечно стояла весна; приятный, прохладным дыханьем
Ласково нежил зефир цветы, не знавшие сева.
Боле того: урожай без распашки земля приносила;
[110] Не отдыхая, поля золотились в тяжелых колосьях,
Реки текли молока, струились и нектара реки,
Капал и мед золотой, сочась из зеленого дуба.
После того как Сатурн был в мрачный Тартар низвергнут,
Миром Юпитер владел,— серебряный век народился.
[115] Золота хуже он был, но желтой меди ценнее.
Сроки древней весны сократил в то время Юпитер,
Лето с зимою создав, сотворив и неверную осень
С краткой весной; разделил он четыре времени года.
Тут, впервые, сожжен жарой иссушающей, воздух
[120] Стал раскаляться и лед — повисать под ветром морозным.
Тут впервые в домах расселились. Домами служили
Людям пещеры, кусты и лыком скрепленные ветви.
В первый раз семена Церерины в бороздах длинных
Были зарыты, и вол застонал, ярмом удрученный.
[125] Третьим за теми двумя век медный явился на смену;
Духом суровей он был, склонней к ужасающим браням,—
Но не преступный еще. Последний же был — из железа,
Худшей руды, и в него ворвалось, нимало не медля,
Все нечестивое. Стыд убежал, и правда, и верность;
[130] И на их место тотчас появились обманы, коварство;
Козни, насилье пришли и проклятая жажда наживы,
Начали парус вверять ветрам; но еще мореходы
Худо их знали тогда, и на высях стоявшие горных
На непривычных волнах корабли закачались впервые.

34

[135] Принадлежавшие всем до сих пор, как солнце и воздух,
Длинной межою поля землемер осторожный разметил.
И от богатой земли не одних урожаев и должной
Требовать стали еды, но вошли и в утробу земную;
Те, что скрывала земля, отодвинувши к теням стигийским,
[140] Стали богатства копать,— ко всякому злу побужденье!
С вредным железом тогда железа вреднейшее злато
Вышло на свет и война, что и златом крушит, и железом,
В окровавленной руке сотрясая со звоном оружье.
Люди живут грабежом; в хозяине гость не уверен,
[145] В зяте — тесть; редка приязнь и меж братьями стала.
Муж жену погубить готов, она же — супруга.
Страшные мачехи, те аконит подбавляют смертельный;
Раньше времени сын о годах читает отцовских.
Пало, повержено в прах, благочестье,— и дева Астрея
[150] С влажной от крови земли ушла — из бессмертных последней.

    Не был, однако, земли безопасней эфир высочайший:
В царство небес, говорят, стремиться стали Гиганты;
К звездам высоким они громоздили ступенями горы.
Тут всемогущий отец Олимп сокрушил, ниспослал он
[155] Молнию; с Оссы он сверг Пелион на нее взгроможденный.
Грузом давимы земли, лежали тела великанов,—
Тут, по преданью, детей изобильной напитана кровью,
Влажною стала земля и горячую кровь оживила;
И, чтоб от рода ее сохранилась какая-то память,
[160] Образ дала ей людей. Но и это ее порожденье
Вовсе не чтило богов, на убийство свирепое падко,
Склонно насилье творить. Узнаешь рожденных от крови!

   Это Сатурний-отец увидал с высокой твердыни
И застонал и, стола Ликаонова гнусный припомнив
[165] Пир, недавний еще, получить не успевший огласки,
Сильным в душе запылав и достойным Юпитера гневом,
Созвал богов на совет. И не медлили званые боги.
Есть дорога в выси, на ясном зримая небе;
Млечным зовется Путем, своей белизною заметна.
[170] То для всевышних богов — дорога под кров Громовержца,
В царский Юпитера дом. Красуются справа и слева

35

Атрии знатных богов, с дверями, открытыми настежь.
Чернь где придется живет. В передней же части чертога
Встали пенаты богов — небожителей, властию славных.
[175] Это-то место — когда б в выражениях был я смелее —
Я бы назвал, не боясь, Палатином великого неба.
Так, расселись едва в покоях мраморных боги,
На возвышенье, рукой опершись на скипетр из кости,
Трижды, четырежды Он потряс приводящие в ужас
[180] Волосы, поколебав и землю, и море, и звезды.
Следом за тем разрешил и уста, возмущенные гневом:
«Нет, я не более был вселенной моей озабочен
В те времена, как любой из врагов змееногих готов был
С сотней протянутых рук на пленное броситься небо!
[185] Хоть и жестокий был враг,— но тогда от единого рода
Происходила война и единый имела источник.
Ныне же всюду, где мир Нереевым гулом охвачен,
Должен смертный я род погубить. Клянуся реками
Ада, что под землей протекают по роще стигийской,—
[190] Было испытано все. Но неизлечимую язву
Следует срезать мечом, чтоб здравую часть не задело.
Есть полубоги у нас, божества наши сельские; нимфы,
Фавны, сатиры и гор обитатели диких — сильваны.
Если мы их до сих пор не почтили жилищем на небе,
[195] Землю мы отдали им и на ней разрешим оставаться.
Но, о Всевышние! Все же довольно ль они безопасны,
Ежели мне самому, и вас и перуна владыке,
Козни строить посмел Ликаон, прославленный зверством?»
Затрепетали тут все и дерзкого требуют с жарким
[200] Рвеньем. Так было, когда осмелился сброд нечестивый
Римское имя залить в неистовстве — Цезаря кровью.
Ужасом был поражен, что громом, при этом паденье
Род человеческий, вся содрогнулась вселенная страхом.
Столь же отрадна тебе твоих близких преданность, Август,
[205] Сколь Громовержцу — богов благоверность. Лишь голосом он
							 и рукою
Ропот вокруг подавил, все снова безмолвными стали.
Только лишь кончился крик, подавлен владыки величьем,
Сызнова речью такой прервал Юпитер молчанье:
«Он уже кару понес, и об этом оставьте заботу.

36

[210] Что совершил он и как был наказан, о том сообщу я:
Наших достигла ушей недобрая времени слава.
Чая, что ложна она, с вершины спускаюсь Олимпа,
Обозреваю я — бог в человеческом облике — землю.
Долго б пришлось исчислять, как много повсюду нашел я
[215] Злостного. Истине всей молва уступала дурная.
Вот перешел я Менал, где звериные страшны берлоги,
После в Киллену зашел и в прохладные сосны Ликея,
В домы аркадцев входил и под кров неприютный тирана.
Сумерки поздние ночь меж тем влекли за собою.
[220] Подал я знак, что пришло божество, — народ тут молиться
Начал. Сперва Ликаон над обетами стал насмехаться
И говорит: «Испытаю при всех в открытую, бог ли
Он или смертный. Тогда не будет сомнительна правда».
В ночь, отягченного сном, сгубить нечаянной смертью
[225] Хочет меня. По душе ему этак испытывать правду.
Но, не довольствуясь тем, одному из заложников, коих
Выслал молосский народ, мечом пронзает он горло.
После в кипящей воде он членов часть полумертвых
Варит, другую же часть печет на огне разведенном.
[230] Только лишь подал он их на столы, я молнией мстящей
Дом повалил на него, на достойных владельца пенатов.
Он, устрашенный, бежит; тишины деревенской достигнув,
Воет, пытаясь вотще говорить. Уже обретают
Ярость былые уста, с привычною страстью к убийству
[235] Он нападает на скот,— и доныне на кровь веселится!
Шерсть уже вместо одежд; становятся лапами руки.
Вот уж он — волк, но следы сохраняет прежнего вида:
Та же на нем седина, и прежняя в морде свирепость,
Светятся так же глаза, и лютость в облике та же.
[240] Дом сокрушился один — одному ли пропасть подобало!—
Всем протяженьем земли свирепо Эриния правит.
Словно заговор тут преступный замыслили! Значит,
Пусть по заслугам и казнь понесут! Таков приговор мой».
Речь Громовержца одни одобряют, еще подстрекая
[245] Ярость его; у других молчание служит согласьем.
Но человеческий род, обреченный на гибель, жалеют
Все; каков будет вид земли, лишившейся смертных,
Все вопрошают, и кто приносить на жертвенник будет
Ладан? Иль хочет зверью он отдать опустелую землю?

37

[250] И на вопрос их в ответ,— что его-де об этом забота,—
Вышних царь запрещает дрожать и, не схожее с прежним,
Он обещает явить — чудесным рождением — племя.

   Вот уж по всей земле разметать он готов был перуны,
Да убоялся, пылать от огней не начал бы стольких
[255] Неба священный эфир и длинная ось не зажглась бы.
Вспомнил,— так судьбы гласят,— что некогда время наступит,
Срок, когда море, земля и небесный дворец загорятся,—
Гибель будет грозить дивнослаженной мира громаде.
Стрелы тогда отложил — мастеров-циклопов работу,
[260] Кару иную избрал — человеческий род под водою
Вздумал сгубить и с небес проливные дожди опрокинул.
Он Аквилона тотчас заключил в пещерах Эола
И дуновения все, что скопления туч отгоняют.
Выпустил Нота. И Нот на влажных выносится крыльях,—
[265] Лик устрашающий скрыт под смольно-черным туманом,
Влагой брада тяжела, по сединам потоки струятся,
И облака на челе; и крылья и грудь его в каплях.
Только лишь сжал он рукой пространно нависшие тучи,
Треск раздался, и дожди, дотоль запертые, излились.
[270] В радужном платье своем, Юноны вестница, воды
Стала Ирида сбирать и ими напитывать тучи.
В поле хлеба полегли; погибшими видя надежды,
Плачет селянин: пропал труд целого года напрасный.
Не удовольствован гнев Юпитера — небом; лазурный
[275] Брат помогает ему, посылая воды на помощь.
Реки созвал, и, когда под кров своего господина
Боги речные вошли,— «Прибегать к увещаниям долгим
Незачем мне,— говорит.— Свою всю силу излейте!
Надобно так. Отворите дома, отодвиньте преграды
[280] И отпустите тотчас всем вашим потокам поводья».
Так приказал. И они родникам расширяют истоки,
И, устремляясь к морям, в необузданном катятся беге.
Сам он трезубцем своим о землю ударил. Она же
Дрогнула вся и воде на свободу открыла дорогу.
[285] И по широким полям, разливаясь, несутся потоки;
Вместе с хлебами несут деревья, людей и животных,
Тащат дома и все, что в домах, со святынями вместе.

38

Ежель остался дом, устоял пред такою бедою
Неповрежденный, то все ж он затоплен водою высокой,
[290] И уже скрыты от глаз погруженные доверху башни.
Суша и море слились, и различья меж ними не стало.
Все было — море одно, и не было брега у моря.
Кто перебрался на холм, кто в лодке сидит крутобокой
В загребает веслом, где сам обрабатывал пашню.
[295] Тот над нивой плывет иль над кровлей утопшего дома
Сельского. Рыбу другой уже ловит в вершине у вяза.
То в зеленеющий луг — случается — якорь вонзится,
Или за ветви лозы зацепляется гнутое днище.
Там, где недавно траву щипали поджарые козы,
[300] Расположили свои неуклюжие туши тюлени.
И в изумленье глядят на рощи, грады и зданья
Девы Нереевы. В лес заплывают дельфины, на сучья
Верхние вдруг налетят и, ударясь, дуб заколеблют.
Волк плывет меж овец, волна льва рыжего тащит.
[305] Тащит и тигров волна; не впрок непомерная сила
Вепрю, ни ног быстрота влекомому током оленю.
Долго земли проискав, куда опуститься могла бы,
Падает в море, кружа, с изнемогшими крыльями птица.
Залиты были холмы своевольем безмерной пучины,—
[310] В самые маковки гор морской прибой ударяет.
Гибнет в воде большинство; а немногих, водой пощаженных,
При недостатке во всем, продолжительный голод смиряет.

  От Аонийских вершин отделяет Эту Фокида,—
Тучные земли, дотоль они землями были, теперь же
[315] Моря частица, воды небывалой широкое поле.
Там крутая взнеслась гора двухвершинная к звездам,
Именованьем — Парнас; облаков верхи ее выше.
К ней-то Девкалион — остальное вода покрывала —
С брачной подругой своей пристал на маленькой лодке.
[320] Нимфам корикским они и гор божествам помолились,
Вещей Фемиде, тогда прорицалищем оным владевшей.
Не было лучше вовек, ни правдолюбивее мужа,
Богобоязненна так ни одна не бывала из женщин.
И как Юпитер узрел, что мир стал жидким болотом,
[325] И что остался он там из стольких тысяч единым,
И что осталась она из стольких тысяч единой,

39

Оба невинны душой, богов почитатели оба,—
Он облака раскидал, Аквилоном туман отодвинул,
Земли явил небесам и выси эфирные землям.
[330] Моря недолог был гнев; сложив о трех зубьях оружье,
Воды владыка морской усмиряет и вставшего поверх
Волн голубого зовет Тритона, чьи отроду плечи
В алых ракушках, и дуть велит в трубицу морскую:
Этим он знак подает отозвать и потоки и волны.
[335] Выбрал из раковин тот пустую трубу завитую,
Что расширяется вверх от низа крученого; если
В море такую трубу на просторе наполнить дыханьем,
Голос достигнет брегов, где солнце встает и ложится.
И лишь коснулось трубы божество с брадой увлажненной,
[340] Лишь громогласно она заиграла отбой по приказу,
Все услыхали ее потоки,— земные, морские,—
Грозный приказ услыхав, потоки ей все покорились.
Реки спадают, уже показались возникшие холмы;
Море опять в берегах и в руслах полные реки,
[345] И выступает земля, с убываньем воды прибывая.
К вечеру долгого дня и лесов показались макушки
Голые, тина у них еще на ветвях оставалась.
Мир возродился земной. И увидев, что так опустел он
И что в печали земля глубоким объята молчаньем,
[350] Девкалион, зарыдав, к своей обращается Пирре:
«Нас, о сестра, о жена, о единая женщина в мире,
Ты, с кем и общий род, и дед у обоих единый,
Нас ведь и брак съединил, теперь съединяет опасность,—
Сколько ни видит земли Восток и Запад, всю землю
[355] Мы населяем вдвоем. Остальное все морю досталось.
Но и поныне еще не вполне мы уверены в нашей
Жизни, еще облака наполняют нам ужасом душу.
Что, если б ты без меня судьбы избежала, бедняжка,
Было бы в сердце твоем? И как бы могла одинокой
[360] Ты этот страх пережить? И кто б твои муки утешил?
Я, о поверь, если б ты оказалась добычею моря,
Сам за тобою, жена, оказался б добычею моря.
О, если б мог возродить я народы искусством отцовским,
О, если б души вливать умел в изваянья из глины!
[365] Ныне же в нас лишь двоих сохраняется смертных порода;
Так уж угодно богам, чтоб людей образцом мы остались».

40

Оба заплакали. Им захотелось молиться небесным
Силам и помощи их попросить, о судьбине гадая.
Медлить не стали они. Подходят к водам Кефиса,
[370] Что, непрозрачны еще, по руслу знакомому льются.
Там, водяную струю воэлняв, себе оросили
Платье и темя они, потом направиться оба
В храм богини спешат, которого кровля белела,
Грязным покрытая мхом, алтари ж без огня пребывали:
[375] И лишь коснулись они храмовых ступеней, как упали
Наземь, устами прильнув к холодному камню,— и вместе
Молвили так, трепеща: «Коль Вышние правой мольбою
Могут смягчиться, и гнев умилостивляется божий,
Молви, Фемида, каким искусством убыток восполнить
[380] Нашего рода; подай, добрейшая, помощь в потопе!»
И умягчилась она и рекла: «Выходите из храма;
Головы ваши покрыв, одежд пояса развяжите
И через плечи назад мечите праматери кости».
Остолбенели они, и нарушила первой молчанье
[385] Пирра; богини она покориться веленьям не хочет;
Молит прощенья себе; уста оробели, боится
Матери тень оскорбить, назад ее кости кидая,
Но повторяют меж тем слепое неясное слово,
Участь предрекшее им, и сами с собой размышляют.
[390] Ласковой речью тогда Прометид обращается мягко
К Эпиметиде. «Иль мы,— говорит,— ошиблись в догадке,
Иль благочестен и нам не внушит безэаконья оракул.
Наша праматерь — земля. В телесах ее скрытые кости,
Думаю — камни. Кидать их за спину нам повеленье».
[395] Хоть толкованьем таким убедил супруг Титаниду,
Все же надежда смутна,— настолько к советам небесным
Мало доверья у них. Но что за беда попытаться?
Вот и сошли; покрывают главу, распоясали платья
И, по приказу, назад на следы свои камни бросают.
[400] Камни,— поверил бы кто, не будь свидетелем древность? —
Вдруг они стали терять постепенно и твердость и жесткость,
Мягкими стали, потом принимали, смягчившись, и образ.
После, когда возросли и стала нежней их природа,
Можно было уже, хоть неявственный, облик увидеть
[405] В них человека, такой, как в мраморе виден початом,—
Точный еще не совсем, изваяниям грубым подобный,

61

Часть состава камней, что была земляною и влажный
Сок содержала в себе, пошла на потребу для тела;
Крепкая ж часть, что не гнулась совсем, в костяк обратилась,
[410] Жилы же в части камней под тем же остались названьем.
Времени мало прошло, и, по воле Всевышних, каменья
Те, что мужчина кидал, и внешность мужчин обретали;
А из-под женских бросков вновь женщины в мир
					  возвращались.
То-то и твердый мы род, во всяком труде закаленный,
[415] И доказуем собой, каково было наше начало!

   Разных по виду потом животных своим изволеньем
Вскоре земля родила, когда разогрелась от солнца.
Сырость прежняя, ил и болотная липкая влага
Стали от зноя вспухать, и зародыши всяческой твари,
[420] Вскормлены солнцем живым, как в материнской утробе,
В них развивались и свой принимали со временем облик.
Так, покинет едва семиустый влажные нивы
Нил и теченье свое предоставит прежнему руслу,
И под светилом небес разогреется ил нанесенный,
[425] Много животных тогда хлебопашцы находят под каждым
Камнем земли: одних в зачаточном виде, при самом
Миге рожденья, других еще при начале развитья,
Вовсе без членов, и часть единого тела нередко
Жизнь проявляет, а часть остается землей первобытной.
[430] Ибо, коль сырость и жар меж собою смешаются в меру,
Плод зачинают, и все от этих двоих происходит.
Если ж в боренье огонь и вода, — жар влажный, возникнув,
Все создает: для плодов несогласье согласное — в пользу.
Так, лишь потоп миновал, и земля, покрытая тиной,
[435] Зноем небесных лучей насквозь глубоко прогрелась,
Множество всяких пород создала — отчасти вернула
Прежние виды она, сотворила и новые дивы.
И не хотела, но все ж, о огромный Пифон, породила
Также тебя, и для новых людей ты, змей неизвестный,
[440] Ужасом стал: занимал ведь чуть ли не целую гору!
Бог, напрягающий лук,— он ранее это оружье
Против лишь ланей одних направлял да коз быстроногих,—
Тысячу выпустив стрел и почти что колчан свой исчерпав,
Смерти предал его, и яд из ран заструился.

S2

[445] И чтобы славы о том не разрушило время, старея,
Установил он тогда состязанья, священные игры,—
Звали Пифийскими их по имени павшего змея.
Ежели юноша там побеждал в борьбе, или в беге,
Или в ристанье, за то получал он дубовые листья:
[450] Не было лавров еще: прекрасным, длинноволосым,
Феб им виски окружал любою древесною ветвью.

   Первая Феба любовь — Пенеева Дафна; послал же
Деву не случай слепой, а гнев Купидона жестокий.
Как-то Делиец, тогда над змеем победою гордый,
[455] Видел, как мальчик свой лук, тетиву натянув, выгибает.
«Что тебе, резвый шалун, с могучим оружием делать? —
Молвил. — Нашим плечам пристала подобная ноша,
Ибо мы можем врага уверенно ранить и зверя;
Гибельным брюхом своим недавно давившего столько
[460] Места тысячью стрел уложили мы тело Пифона.
Будь же доволен и тем, что какие-то нежные страсти
Может твой факел разжечь; не присваивай подвигов наших!»
Сын же Венерин ему: «Пусть лук твой все поражает,
Мой же тебя да пронзит! Насколько тебе уступают
[465] Твари, настолько меня ты все-таки славою ниже».
Молвил и, взмахом крыла скользнув по воздуху, быстрый,
Остановился, слетев, на тенистой твердыне Парнаса.
Две он пернатых достал из стрелоносящего туда,
Разных: одна прогоняет любовь, другая внушает.
[470] Та, что внушает, с крючком,— сверкает концом она острым;
Та, что гонит,— тупа, и свинец у нее под тростинкой.
Эту он в нимфу вонзил, в Пенееву дочь; а другою,
Ранив до мозга костей, уязвил Аполлона, и тотчас
Он полюбил, а она избегает возлюбленной зваться.
[475] Сумраку рада лесов, она веселится добыче,
Взятой с убитых зверей, соревнуясь с безбрачною Фебой.
Схвачены были тесьмой волос ее вольные пряди.
Все домогались ее,— домоганья ей были противны:
И не терпя и не зная мужчин, все бродит по рощам:
[480] Что Гименей, что любовь, что замужество — нет ей заботы.
Часто отец говорил: «Ты, дочь, задолжала мне зятя!»
Часто отец говорил: «Ты внуков мне, дочь, задолжала!»
Но, что ни раз, у нее, ненавистницы факелов брачных,

43

Алая краска стыда заливала лицо молодое.
[485] Ласково шею отца руками она обнимала.
«Ты мне дозволь навсегда,— говорила,— бесценный родитель,
Девственной быть: эту просьбу отец ведь исполнил Диане».
И покорился отец. Но краса твоя сбыться желаньям
Не позволяет твоим; противится девству наружность.
[490] Феб полюбил, в брак хочет вступить с увиденной девой.
Хочет и полон надежд; но своим же вещаньем обманут,
Так, колосьев лишась, возгорается легкое жниво
Или пылает плетень от факела, если прохожий
Слишком приблизит его иль под самое утро забудет,—
[495] Так обратился и бог весь в пламя, грудь подыхает,
Полон надежд, любовь он питает бесплодную в сердце.
Смотрит: вдоль шеи висят, неубраны, волосы. «Что же,—
Молвит,— коль их причесать?» Он видит: огнями сверкают
Очи — подобие звезд; он рот ее видит, которым
[500] Налюбоваться нельзя; превозносит и пальцы и руки,
Пясти, и выше локтей, и полунагие предплечья,
Думает: «Лучше еще, что сокрыто!» Легкого ветра
Мчится быстрее она, любви не внимает призыву.
«Нимфа, молю, Пенеида, постой, не враг за тобою!
[505] Нимфа, постой! Так лань ото льва и овечка от волка,
Голуби так, крылом трепеща, от орла убегают,
Все — от врага. А меня любовь побуждает к погоне.
Горе! Упасть берегись; не для ран сотворенные стопы
Да не узнают шипов, да не стану я боли причиной!
[510] Место, которым спешишь, неровно; беги, умоляю,
Тише, свой бег задержи, и тише преследовать буду!
Все ж, полюбилась кому, спроси; я не житель нагорный,
Я не пастух; я коров и овец не пасу, огрубелый.
Нет, ты не знаешь сама, горделивая, нет, ты не знаешь,
[515] Прочь от кого ты бежишь,— оттого и бежишь! —
						 мне Дельфийский
Край, Тенед, и Клар, и дворец Патарейский покорны.
Сам мне Юпитер отец. Чрез меня приоткрыто, что было,
Есть и сбудется; мной согласуются песни и струны.
[520] Правда, метка стрела у меня, однако другая
Метче, которая грудь пустую поранила ныне.
Я врачеванье открыл; целителем я именуюсь
В мире, и всех на земле мне трав покорствуют свойства.

44

Только увы мне! — любви никакая трава не излечит,
[525] И господину не впрок, хоть впрок всем прочим, искусство».
Больше хотел он сказать, но, полная страха, Пенейя
Мчится бегом от него и его неоконченной речи.
Снова была хороша! Обнажил ее прелести ветер,
Сзади одежды ее дуновением встречным трепались,
[530] Воздух игривый назад, разметав, откидывал кудри,
Бег удвоял красоту. И юноше-богу несносно
Нежные речи терять: любовью движим самою,
Шагу прибавил и вот по пятам преследует деву.        '
Так на пустынных полях собака галльская зайца
[535] Видит: ей ноги — залог добычи, ему же — спасенья.
Вот уж почти нагнала, вот-вот уж надеется в зубы
Взять и в заячий след впилась протянутой мордой.
Он же в сомнении сам, не схвачен ли, но из-под самых
Песьих укусов бежит, от едва не коснувшейся пасти.
[540] Так же дева и бог,— тот страстью, та страхом гонимы.
Все же преследователь, крылами любви подвигаем,
В беге быстрей; отдохнуть не хочет, он к шее беглянки
Чуть не приник и уже в разметенные волосы дышит.
Силы лишившись, она побледнела, ее победило
[545] Быстрое бегство; и так, посмотрев на воды Пенея,
Молвит: «Отец, помоги! Коль могущество есть у потоков,
Лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибельный образ!»
Только скончала мольбу, — цепенеют тягостно члены,
Ножная девичья грудь корой окружается тонкой,
[550] Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же — в ветви;
Резвая раньше нога становится медленным корнем,
Скрыто листвою лицо, — красота лишь одна остается.
Фебу мила и такой, он, к стволу прикасаясь рукою,
Чувствует: все еще грудь под свежей корою трепещет,
[555] Ветви, как тело, обняв, целует он дерево нежно,
Но поцелуев его избегает и дерево даже.
Бог — ей: «Если моею супругою стать ты не можешь,
Деревом станешь моим,— говорит,— принадлежностью будешь
Вечно, лавр, моих ты волос, и кифары и туда.
[560] Будешь латинских вождей украшеньем, лишь радостный голос
Грянет триумф и узрит Капитолий процессии празднеств.
Августов дом ты будешь беречь, ты стражем вернейшим
Будешь стоять у сеней, тот дуб, что внутри, охраняя.

45

И как моей головы вечно юн нестриженый волос,
[565] Так же носи на себе свои вечнозеленые листья».
Кончил Пеан. И свои сотворенные только что ветви,
Богу покорствуя, лавр склонил, как будто кивая.

   Есть в Гемонии дол; замыкает его по обрывам
Лес. Его Темпе зовут; по нему-то Пеней, вытекая
[570] Прямо из Пиндовых недр, свои воды вспененные катит;
Тяжким паденьем своим в облака он пар собирает
И окропляет дождем моросящим леса вершины.
И утомительный шум оглашает не только окрестность.
Там находится дом, обиталище, недра святые
[575] Этой великой реки; пребывая в скалистой пещере,
Водами правил Пеней и нимфами, жившими в водах.
Единоземные там сначала сбираются реки,
Сами не зная,— отца поздравлять надлежит, утешать ли:
Сперхий, который родит тополя, Энипей беспокойный,
[580] Тут же старик Апидан и Амфрид ленивый с Ээем;
После другие сошлись, которые в вольном стремленье
К морю выводят свои от блужданий усталые воды.
Инах один не пришел; в глубокой укрывшись пещере,
Множит он воды слезой; несчастный о дочери Ио
[585] Плачет, как будто навек погибла; не знает, в живых ли
Или средь манов она,— но нигде он ее не находит;
Думает,— нет уж нигде, и худшего втайне боится.
Видел Юпитер ее, когда от реки возвращалась
Отчей, и — «Дева,— сказал,— что достойна Юпитера, всех бы
[590] Ложем своим осчастливила ты; заходи же под сени
Рощ глубоких,— и ей он рощ показывал сени,—
Солнце пока высоко посредине стоит небосвода.
Если страшно одной подходить к звериным берлогам,
В рощ тайники ты войдешь, имея защитником бога,
[595] И не из черни богов, но того, кто великий небесный
Скипетр держит в руке и летучие молнии мечет.
О, не беги!» Но бежала она. И пастбища Дерны
Были уже позади, и Лиркея поля с деревами
Тоже; но бог, наведя на землю пространную темень,
[600] Скрыл ее, бег задержал и стыд девичий похитил.
Тут-то Юнона с небес как раз и взглянула на Артос,
И, подивившись тому, что летучее облако будто

46

Ночь среди белого дня навлекает, решила, что это
Не от реки, что оно поднялось не от почвенной влаги.
[605] И огляделась кругом: где муж,— затем что проделки
Знала уже за своим попадавшимся часто супругом.
И, как его в небесах не нашла,— «Или я ошибаюсь,
Или обиду терплю!» — сказала, и с горнего неба
Плавно на землю сошла и уйти облакам повелела.
[610] Он же супруги приход предчувствовал и незамедля
Инаха юную дочь превратил в белоснежную телку.
Но и телицей она — хороша. Сатурния хвалит,—
Нехотя, правда,— ее красоту; да чья, да откуда,
Стада какого она, вопрошает, как будто не зная.
[615] Лжет Юпитер,— землей-де она рождена,— чтоб покончить
Эти расспросы. Ее в подарок Сатурния просит.
Что было делать? Любовь жестоко отдать, не отдать же —
Впрямь подозрительно. Стыд — отдать убеждает, любовь же —
Разубеждает его. И быть бы стыду побежденным.
[620] Все ж столь маленький дар, как телку, сестре и супруге
Не подарить,— так ее, пожалуй, сочтет не за телку!
Мужа любовницу взяв, отрешилась богиня не сразу
От спасенья: страшил ее муж, и обманы смущали.
И поручила ее сторожить Аресторову Аргу.
[625] Кругом сотня очей на его голове разместилась.
И, соблюдая черед, лишь по два они отдыхали,
А остальные, служа, стоять продолжали на страже.
Где бы Арг ни стоял, постоянно смотрел он на Ио,
С Ио глаз не спускал, хотя б и спиной повернувшись.
[630] Днем он пастись ей давал, но, только лишь солнце садилось,
В хлев запирал, обвязав недостойной веревкою шею.
Но древесной листвой и горькой травою питалась,
Вместо постели лежит на земле, не всегда муравою
Устланной, бедная! Пьет из илистых часто потоков.
[635] К Аргу однажды она протянуть с мольбою хотела
Руки, — но не было рук, что к Аргу могли б протянуться;
И, попытавшись пенять, издала лишь коровье мычанье
И ужаснулась сама — испугал ее собственный голос.
Вот побережьем идет, где часто, бывало, резвилась,
[640] К Инаху: но лишь в воде увидела морду с рогами,
Вновь ужаснувшись, она от себя с отвращеньем бежала.

47

Сестры наяды ее не узнали; не знает сам Инах,
Кто перед ним. А она за отцом и за сестрами бродит,
Трогать себя им дает и ластится к ним, изумленным.
[645] Свежей травы луговой протянул престарелый ей Инах.
Руку лижет она и отцовы целует ладони.
Слез не может сдержать и, последуй слово за ними,
Помощи б стала просить, назвалась бы и горе открыла.
Буква уже — не слова — ногой нанесенная в прахе,
[650] Горестный знак подала об ее изменившемся теле.
«Горе мне!» — Инах-отец вскричал, повисая на шее
И на рогах мычащей в тоске белоснежной телицы.
«О, я несчастный! — вопит.— Не тебя ли везде и повсюду,
Дочь, я искал? О, когда б я тебя не обрел, не нашел бы,
[655] Легче был бы мой плач. Молчишь, на мои ты, немая,
Не отвечаешь слова и только вздыхаешь глубоко
Или мычишь мне в ответ и большего сделать не можешь.
Я же, не знавший, тебе светильники брака готовил:
Первой надеждой моей был зять, второю внучата.
[660] Ныне из стада возьмешь ты мужа, из стада и сына.
Даже и смертью нельзя мне столькие муки покончить!
Бог я — себе на беду, мне замкнуты двери кончины,
И неутешный мой плач продолжится вечные веки».
Так горевали они, но приблизился Арг многоокий,
[665] Дочь оторвал от отца и ее на далекие гонит
Пастбища. Там, в стороне, горы он заметил вершину,
Сел на нее и глядит на четыре стороны света.
Горних правитель не мог таких Форониды несчастий
Долго терпеть; он сына зовет, порожденного светлой
[670] Девой Плеядой; велит, чтоб смерти предал он Арга.
Долго ли крылья к ногам привязать, в могучую руку
Тростку снотворную взять, волоса покрывалом окутать!
Вот из отцова дворца, снарядясь, Юпитера отпрыск
Тотчас на землю скользнул, с головы покрывало откинул,
[675] Также и крылышки снял. Лишь трость одну сохранил он;
Гонит он ею — пастух — уведенных потайно с собою
Коз, по полям без дорог, на тростинках свирели играя.
Голосом новым пленен блюститель Юнонин. «Кто б ни был
Ты, но можешь со мной усесться рядом на камень! —
[680] Арг сказал.— Не найдешь ты места другого, где травы
Были 6 полезней скоту, а тень пастухам благодатней»,

48

Отпрыск Атланта присел, разговором и долгой беседой
Длящийся день растянул и, на дудках играя скрепленных,
Втайне пытался меж тем одолеть сторожащие очи.
[685] Все-таки борется тот, чтоб неге сна не поддаться;
И хоть уж часть его глаз в дрему погрузилась, другая
Бдит. Обращается он с вопросом, давно ли открыли
Способ, как сделать свирель,— и каким разуменьем открыли?
Бог же: «В холодных горах аркадских, — в ответ начинает, — 
[690] Самой известной была меж гамадриад нонакринских
Дева-наяда одна, ее звали те нимфы Сирингой.
Часто спасалась она от сатиров, за нею бегущих,
И от различных богов, что в тенистом лесу обитают
И в плодородных полях. Ортигийскую чтила богиню
[695] Делом и девством она. С пояском, по уставу Дианы,
Взоры могла б обмануть и сойти за Латонию, если б
Не был лук роговым, а у той золотым бы он не был.
Путали всё же их. Раз возвращалась Сиринга с Ликея;
И увидал ее Пан и, сосною увенчан колючей,
[700] Молвил такие слова...» — привести лишь слова оставалось
И рассказать, как, отвергнув мольбы, убегала Сиринга,
Как она к тихой реке, к Ладону, поросшему тростьем,
Вдруг подошла; а когда ее бег прегражден был водою,
Образ ее изменить сестриц водяных попросила;
[705] Пану казалось уже, что держит в объятьях Сирингу,—
Но не девический стан, а болотный тростник обнимал он;
Как он вздыхает и как, по тростинкам задвигавшись, ветер
Тоненький звук издает, похожий на жалобный голос;
Как он, новым пленен искусством и сладостью звука,
[710] «В этом согласье, — сказал, — навсегда мы останемся вместе!»
Так повелось с той поры, что тростинки неровные, воском
Слеплены между собой, сохраняют той девушки имя.
Только об этом хотел рассказать Киллений, как видит:
Все посомкнулись глаза, все очи от сна позакрылись.
[715] Тотчас он голос сдержал и сна глубину укрепляет,
Тростью волшебной своей проводя по очам изнемогшим.
Сонный качался, а бог незаметно мечом серповидным
Арга разит, где сошлись затылок и шея, и тело
Сбрасывает, и скалу неприступную кровью пятнает.
[720] Арг, лежишь ты! И свет, в столь многих очах пребывавший,
(мне погас, и одна всей сотней ночь овладела.

49

Дочь Сатурна берет их для птицы своей и на перья
Ей полагает, и хвост глазками звездистыми полнит.
И запылала она, отложить не изволила гнева
[725] И, наводящую дрожь Эринию в очи и душу
Девы Аргосской наслав и в грудь слепые стремленья
Ей поселив, погнала ее в страхе по кругу земному.
Ты оставался, о Нил, последним в ее испытаньях.
Только достигла его, согнула колена у брега
[730] Самого и улеглась, запрокинув упругую выю.
Может лишь кверху смотреть и к звездам глаза подымает;
Стоном и плачем своим, мычаньем, с рыданьями схожим,
Муки молила прервать, Юпитеру жалуясь будто.
Он же, супругу свою обнимая вкруг шеи руками,
[735] Просит, чтоб та наконец прекратила возмездие: «Страхи
Впредь отложи, — говорит,— никогда тебе дева не будет
Поводом муки», — и сам к стигийским взывает болотам.
И лишь смягчилась она, та прежний свой вид принимает,
[740] И пропадают рога, и кружок уменьшается глаза,
Снова сжимается рот, возвращаются плечи и руки,
И исчезает, на пять ногтей разделившись, копыто.
В ней ничего уже нет от коровы,— одна белизна лишь.
Службой довольствуясь двух своих ног, выпрямляется нимфа.
[745] Только боится еще говорить,— подобно телице,
Не замычать бы,— и речь пресеченную пробует робко.
Ныне богиня она величайшая нильского люда.

   Верят: родился Эпаф наконец у нее, восприявшей
Семя Юпитера; он в городах почитался, во храмах
[750] Вместе с отцом. По летам и способностям ровнею был с ним
Солнца дитя Фаэтон. Когда он однажды, зазнавшись,
Не пожелал уступить, похваляясь родителем Фебом,
Спеси не снес Инахид. «Во всем,— говорит,— ты, безумный,
Матери веришь, надмен, но в отце ты своем обманулся!»
[755] Побагровел Фаэтон, но стыдом удержал раздраженье
И поспешил передать Климене Эпафа попреки.
«Скорбь тем больше, о мать,— говорит,— что, свободный
						и гордый,
Я перед ним промолчал; мне стыд — оскорбленье такое,—
Слово он вымолвить смог, но дать не смог я отпора!
[760] Ты же, коль истинно я сотворен от небесного корня,

50

Знак даруй мне, что род мой таков; приобщи меня к небу!»
Молвил он так и обвил материнскую шею руками,
И головою своей и Меропсовой, сестриным браком
Клялся, моля, чтоб отца дала ему верные знаки.
[765] Трудно сказать, почему Климена — мольбой Фаэтона
Тронута или гневясь, что взвели на нее обвиненье,—
Обе руки к небесам подняла и, взирая на солнце,—
«Светом его,— говорит,— чьи лучи столь ярко сверкают,
Сын, клянусь тебе им, который нас видит и слышит,—
[770] Этим, которого зришь, вот этим, что правит вселенной,
Фебом рожден ты! Коль ложь говорю, себя лицезреть мне
Пусть воспретит, и очам сей день да будет последним!
Труд недолгий тебе — увидеть отцовских пенатов:
Там, где восход, его дом граничит с нашей землею.
[775] Если стремишься душой, отправляйся и будешь им признан».
Тотчас веселый вскочил, услыхав материнское слово,
И уж готов Фаэтон охватить все небо мечтою.
Вот эфиопов своих и живущих под пламенем солнца
Индов прошел он и вмиг к отцовскому прибыл восходу.


ПРИМЕЧАНИЯ.

Настоящий перевод выполнен по изданию: Publii Ovidii Na-
sonis Omnia Opera, vv. 3-4. Paris, 1822 (под редакцией Г. Э. Ги-
рига с комментариями Н. Э. Лемэра).
Первый вариант перевода был опубликован в 1937 году
(Овидий. Метаморфозы. Редакция и комментарии Ф. Петров-
ского. М., «Academia», 1937). При подготовке настоящего изда-
ния перевод был полностью переработан и заново сверен с ори-
гиналом.

11. Феба - луна, отождествленная с Дианой, сестрой Феба-
Аполлона.
61. Эвр - юго-восточный ветер. Набатейское царство - об-
ласть между Аравией и Вавилонией.

389

62. Горные хребты - Индия.
64. Семизвездье - север с созвездием Большой Медведицы.
66. Австр - южный ветер (греч. Нот).
73. Звезды и формы богов... - Звезды рассматривались как
живые существа, обладающие душой (anima). Боги, также оби-
тающие в небе, обладали, кроме того, формой (forma), внешне
сходной с человеческим телом.
82. Отпрыск Япета - Прометей, сын титана Япета.
92. На бронзе - намек на древний обычай вырезать законы
на бронзовых досках.
106. Деревья Юпитера - дубы, считавшиеся священными де-
ревьями этого бога.
139. Стигийские тени - преисподняя с рекою Стиксом.
147. Аконит - «волчий корень», яд.
149. Дева Астрея - дочь титана Астрея, богиня справедли-
вости, которой посвящено созвездие Девы.
152. Гиганты - сыновья Геи и Тартара.
155. Осса и Пелион - горы в Фессалии.
164. Ликаон - царь Аркадии, миф о котором рассказывается
ниже (ст. 221 слл.).
172. Атрий, или атриум - главная зала в римском доме.
176. Палатин. - На Палатинском холме жили самые знатные
римляне и император Август.
183. Змееногие - гиганты.
187. Нерей - морской бог, отец Амфитриты.
200. Сброд нечестивый - намек на Брута, Кассия и их сто-
ронников.
216 сл. Менал, Киллена, Ликей - горные области в Аркадии.
227. Молосский народ - народ в Эпире (западная часть Се-
верной Греции).
259. Циклопы - помощники бога-кузнеца Вулкана.
262. Пещеры Эола. - Находились, по преданию, на Эолий-
ских островах, к северу от Сицилии.
271. Ирида - богиня радуги, дочь Тауманта.
274 сл. Лазурный брат Юпитера - бог моря Нептун.
302. Девы Нереевы - морские нимфы-нереиды, дочери Нерея.
313. Аонийские вершины - горы Беотии (Аонии), в частно-
сти обитель муз - Геликон. Эта - гора между Фессалией и Фо-
кидой; в Фокиде же находилась и посвященная Музам и Апол-
лону гора - Парнас (см. ст. 317).

390

318. Девкалион - сын Прометея, женатый на своей двоюрод-
ной сестре (дочери Эпиметея) - Пирре (см. ст. 351).
320. Нимфам корикским... - Корик - пещера на Парнасе.
321. Фемида - богиня из рода титанов, признавалась покро-
вительницей дельфийского прорицалища до Аполлона.
369. Кефис - река в Фокиде.
441. Бог, напрягающий лук - Феб-Аполлон.
452. Пеней - название реки в Фессалии и имя божества
этой реки.
454. Делиец - Аполлон, согласно мифу, рожденный Латоной
на острове Делосе.
516. Тенед - остров у побережья Троады, где Аполлон был
особенно почитаем. Клар - святилище Аполлона вблизи города
Колофона. Патара - город на ликийском побережье, где нахо-
дились храм и прорицалище Аполлона.
566. Пеан - прозвище Аполлона. Пеаном называли также
гимн в честь этого бога.
568. Гемония - Фессалия.
570. Пинд - горный хребет между Фессалией, Македонией и
Эпиром.
586. Маны - души умерших.
597-598. Пастбища Лерны... Лиркея поля - местности в Ар-
голиде, или Аргосе (в Пелопоннесе), где протекала река Инах.
624. Аресторов Арг. - Арг (или Аргус), сын Арестора, назы-
вается в греческой мифологии «Паноптом», т. е. «Всевидящим».
668. Форонида - внучка Форонея, отца Инаха.
670. Дева Плеяда - Майя, мать Меркурия. Она была одной из
дочерей великана Атланта, называвшихся Плеядами.
690. Гамадриады - лесные нимфы. Нонакринскими они на-
званы от Нонакры - горы в Аркадии.
694. Ортигийская богиня - Диана. Ортигия - древнее назва-
ние острова Делоса, по мифу - родины Дианы и Аполлона.
696. Латония - Диана, дочь Латоны.
698. Ликей - гора в Аркадии, посвященная Пану.
713. Киллений. - Пo мифу, Меркурий родился на горе Кил-
лене в Аркадии.
722. Дочь Сатурна берет их для птицы своей... - Имеется в
виду павлин, посвященный Юноне.
747. Ныне богиня она... - Ио отождествлялась с египетской
богиней Изидой.

391